Смел отошёл недалеко, встал за дерево, чтобы его не было видно от болотца, и закрыл глаза. Сразу, как живые, встали родители, матушка с батюшкой. И Смелу, как и раньше, захотелось броситься к ним в объятья. Он протянул руки, но родители стояли на месте. Только у матушки слеза скатилась по щеке. Смел потянулся к ним, но отец отодвинул матушку за себя, будто защищая.
– Зачем вы так рано ушли? – наверное, в тысячный раз спросил сын. – Мне тяжело одному. Я не могу без вас! Мне незачем больше жить! Я останусь с вами! Здесь!
– Я слышу твои слова, воин! – прозвучал холодный шёпот, и появилась та, что хозяйничает в этом Мире. – Так и быть, воссоединю я тебя с родителями, успокою, наконец,
и их, и тебя.
– Стой, Мара! – раздался молодой голос, и между ней и мужем встала Прибава. – Не́што не видишь, что рано ему к родителям?
– Я-то вижу, да он же сам хочет, – прошелестело в ответ.
– Зачем ты-то ещё пришла? – Смел повернулся к жене. – Говорил я, что нельзя тебя брать. Нет, увязалась!
– А я тоже с тобой пойду, – шагнула к мужу Прибава. – Али я не клялась за тобой везде следовать? Клялась. Значит, рок мой такой, молодой да здоровой за мужем раньше времени в Навь отправиться.
– А я клялся защищать тебя…
– А ещё ты клялся Род свой продолжить, – произнёс отец, – один ты в роду остался, уйдёшь, кто род длить будет? Жена твоя умница! Сто раз радуемся мы, что за тебя её сосватали, а ты что творишь? Али не люба она тебе?
– Люба, отец! Пуще жизни её люблю…
– Опять нет! – снова перебил отец. – Ты же только что её одну бросить хотел да к нам на покой сбежать! Ты воин! А разве не зазорно воину от долга да клятвы бегать?
Понурил голову Смел, слёзы на глазах его появились. Проскользнули по щекам и скрылись за воротом.
– Что же мне делать?
– Отпустить нас с матушкой и Жить! У нас теперь свой путь, по которому ты нам идти мешаешь, тут держишь. Отпусти! Тебе жену любить, детей растить надо! А то ишь, какой выискался! Сам всё, что надо, получил от родителей, а другим того дать не хочешь? Загубишь Прибаву, прокляну!
– Не надо, батюшка! – прижав руки к груди, взмолилась Прибава. – Я приму всё, что муж решит! Смерть – значит, смерть. За ним пошла, за ним и останусь… то мой выбор.
Смел повернулся к жене и наверное, в первый раз с тех пор, как ушли родители, посмотрел на неё с любовью и восхищением. Совсем как раньше, когда они ещё были счастливы:
– Ты готова идти за мной даже на смерть?
– Готова, любый!
– Какой же я дурень! А-ах, – врезал себе по скуле Смел, затем другой рукой, с другой стороны! Затряс головой, чуть не упав. Прибава бросилась к нему, поддержала.
– Оставь его, – сказал отец, – пусть выбьется.
Но Смел уже пришёл в себя:
– Прости меня, лю́бая! – со слезами на распахнутых глазах обнял он жену. – И вы простите, дорогие мои! Как же я не видел, что всем горе творю! Только о себе думаю! Простите! Я отпускаю вас, родные мои! Я буду помнить о вас, но держать больше не буду!.. Не буду. Я клянусь, что сохраню Род! Клянусь, что сделаю Прибаву, жену мою, счастливой!
– Вот и ладно, – прошелестел Марин шёпот, – вот и хорошо. И пусть все своими делами занимаются.
Родители стали растворяться во тьме и лишь вскинули руки на прощанье…
Смел опомнился, открыл глаза, мотнул головой, поискал Прибаву, но её рядом уже не было. Место в его душе, раньше занятое родителями, стремительно заполнялось любовью к жене. Да, матушка с батюшкой всегда будут помниться, но теперь он знает, для чего ему нужна Жизнь. Оглядевшись, он увидел Волхва и стоящие рядом с ним фигуры…